Под дождем, по тропе средь поникших стеблей Возвращался я к Джози моей, И при мысли о ней, той, что всех мне милей, Сердце билось быстрей и быстрей. Как терзали сомненья меня в этот миг! Как печально им вторил ручей! И внезапно во мгле предо мною возник Бледный призрак любимой моей. Но нежданное солнце рассеяло тьму, На траве заискрилась роса, Засмеялся родник, и ответил ему Звонкий жаворонок в небесах. Нет, не призрак ночной, а созданье из грез Повстречал я в тумане полей. И прижалась ко мне, раскрасневшись от слез, Та, что мне всех на свете милей. Мое горло сжалось. Мы уставились друг на друга. Я глубоко вздохнула, пытаясь сдержать нахлынувшие чувства. Сэмюэль сделал шаг мне навстречу.
– Так все и было. Ты вдруг возникла из ниоткуда в дождливое утро и оказалась в моих объятиях.
– Ты что, пытаешься меня соблазнить, Сэмюэль?
Я хотела произнести это игриво, но вопрос получился больше похожим на мольбу.
– Нет, – мягко, но настойчиво возразил Сэмюэль, качая головой.
– Значит, я та самая девушка, что тебе всех на свете милей?
Моя попытка изобразить непринужденный тон снова потерпела неудачу, потому что я не смогла замаскировать свои слова под шутку. Я не хотела знать ответ на этот вопрос, поэтому быстро отвела взгляд и подошла к фортепиано.
Устроившись на скамейке, я начала играть «Фантазию-экспромт» Шопена. Мои пальцы с головокружительной скоростью помчались по клавишам, и в таком же лихорадочном темпе билось мое сердце. Во второй части зазвучала более плавная мелодия. Так я играла несколько минут, а Сэмюэль неподвижно стоял у меня за спиной. Когда мелодия снова вернулась к бешеному темпу, заданному в начале, Сэмюэль подошел ко мне и положил руки на мои плечи. Я сбилась.
– Ты сбежала. А обещала, что не сбежишь, – вздохнул он.
– Я сижу здесь.
– Но твои пальцы мчатся по клавишам, словно хотят сбежать.
Я положила руки на колени и опустила голову. Музыка выдала меня. Шопен рассказал Сэмюэлю все о моих чувствах, как я ни пыталась их скрыть. Рука Сэмюэля коснулась моей склоненной головы. Он провел мозолистыми пальцами вдоль локона на шее. Я вздрогнула.
– Сыграешь что-нибудь еще?
– Лучше не прикасайся ко мне. Иначе… мне трудно сосредоточиться, – сказала я шепотом, с придыханием, и тут же поморщилась от того, как драматично это прозвучало.
Сэмюэль убрал руки и молча прислонился к двери гостиной, откуда мог смотреть на мое лицо. Не намного лучше. Я постаралась закрыть глаза и сосредоточиться. Я знала, что он хочет услышать. Знала, что именно хочу сыграть, но боялась, что музыка снова выдаст меня, выставив напоказ то, что у меня на сердце.
Я дала волю пальцам, и они запорхали по клавишам. Я позволила себе проникнуться хрупкостью и уязвимостью моего самого первого сочинения. Я уже давно не писала музыку. До встречи с Кейси я лихорадочно сочиняла, но потом я просто позволила себе побыть семнадцатилетней девушкой. Юность и влюбленность лишили меня меланхолии, которая всегда давала мне вдохновение. Мне не хотелось сочинять – мне хотелось быть семнадцатилетней девушкой. Впервые в жизни я с удовольствием вела себя соответственно возрасту. После смерти Кейси меланхолия вернулась, однако мой музыкальный дар, как ни странно, молчал уже пять лет.
И теперь «Песня Сэмюэля» наполнила пространство вокруг нас. Я касалась клавиш с любовью, попутно украшая мелодию, вспоминая прежние чувства. Эту музыку написала девочка, влюбленная в того, с кем ей не быть. Мое сердце заныло, и я решила: пусть болит – больше не стану прятаться. Я играла с закрытыми глазами. Мои пальцы все знали сами. Я касалась прохладных клавиш, растворяясь в сладкой мýке, которой была переполнена песня.
Внезапно Сэмюэль оказался на скамейке рядом со мной. Мои руки сорвались с клавиш с некрасивым аккордом, а он обхватил меня и отчаянно прильнул к моим губам. Я поспешила обнять его в ответ, касаясь его щеки правой рукой. Я положила голову ему на плечо, а Сэмюэль усадил меня к себе на колени, прижимаясь к моим губам в лихорадочном поцелуе.
Он принялся осыпать поцелуями мои щеки, затем проложил дорожку по шелковистой коже на шее, и я словно со стороны услышала, как шепчу его имя. Я вздрогнула всем телом и стиснула подбородок Сэмюэля, заставляя взглянуть мне в глаза. Он выпрямился и посмотрел на меня сверху вниз, тяжело дыша, будто после пробежки. Его глаза сверкали и горели, а губы были приоткрыты. Сэмюэль постарался выровнять дыхание.
– Как же я сдержу данное тебе обещание, если ты продолжишь меня целовать? – встревоженно прошептала я.
– Какое обещание?
Он продолжал крепко сжимать меня в объятьях. – Не влюбляться в тебя, – пробормотала я.
Жар, наполнивший меня изнутри, вопреки гравитации поднялся выше, обжигая и без того раскрасневшееся лицо яростным румянцем. Сэмюэль молчал, поэтому я отстранилась. Он разжал руки. Я встала и отступила в сторону.
Сэмюэль тоже поднялся. Я шагнула к двери.
– Джози.
– Да?
– Ты не дала мне возможности ответить на твой вопрос.
– Какой вопрос?
– Действительно ли ты та девушка, что мне милее всех?
На этот раз промолчала я.
– Я не могу назвать тебя той, кто мне милее всех, Джози. – Мои плечи напряглись. – Потому что ты – единственная девушка, что мне мила. Всю жизнь я любил только тебя, – тихо закончил он. У меня перехватило дыхание. Я не верила своим ушам. – Я знаю, все это слишком скоро. Но ничего не могу с собой поделать. Я смотрю на тебя, слушаю твою игру, и мне хочется только одного: обнять тебя и поцеловать, и я… Прости, я не хочу на тебя давить…
Он умолк. Я не знала, что ответить. Мое сердце снова пустилось галопом, и я прижала руку к груди, пытаясь сдержать его бег. Сэмюэль нежно коснулся моих плеч и развернул меня к себе. Я взглянула ему в глаза и сразу поняла, что сейчас произойдет.
– Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Сан-Диего и вышла за меня замуж. Сейчас, через неделю, через месяц – когда будешь готова. Можешь пойти учиться, можешь сидеть дома и целыми днями играть на фортепиано. Лишь бы ты была счастлива со мной, а больше мне ничего не нужно.
Сэмюэль посмотрел на меня с мольбой, обхватив мое лицо руками.
– Сперва ты говоришь, что мне нельзя в тебя влюбляться, а через пять минут просишь выйти за тебя замуж! – выпалила я.
